В день рождения Михаила Ивановича Пуговкина хочется вспомнить этого великого актёра и одну из его самых ярких ролей — отца Фёдора в фильме Леонида Гайдая «12 стульев» по бессмертному роману И.Ильфа и Е.Петрова.
Если об исполнителе роли Бендера споры ведутся до сих пор, то по поводу Пуговкина вопросов не возникало — роль удалась. Отец Фёдор был принят и критиками, и публикой.
Критик И.Шилова в книге «Актёры советского кино» писала:
Именно в этой актёрской работе Пуговкина и открывается та особенность его актёрской индивидуальности и та гражданская устремлённость, которые помогают многое объяснить.
Педагог из Школы-студии МХАТ Василий Орлов, учитель Пуговкина, встретил как-то своего ученика и сказал, что был у него период, когда тот его раздражал. Но потом стал радовать — начиная именно с «12 стульев».
Священника, мечтающего разбогатеть, Пуговкин сделал человечным и обаятельным.
Надо сказать, что церковь в жизни Михаила Ивановича была с самого детства. Рос он в глухой деревне Рамешки Чухломского района. В школу, до которой было 10 км, детей возили на лошади. В своей книге «Всё это было бы смешно» актёр вспоминал:
Наш дом стоял рядом с поповским домом, я бегал туда играть с поповскими детьми и, благодаря этому, знал все религиозные праздники и традиции. Наша семья тоже была набожной, особенно бабушка Александра Яковлевна, которая была церковной старостой, хоть это и мужское дело (женщинам не положено).
Для Миньки Пуговкина в церкви тоже находилось дело.
В праздники я свечки зажигал. Мне это нравилось. На Крестный ход, на Пасху возглавлял шествие. Ребята ставили крынки с паклей на колокольне и обливали их керосином. Было очень торжественно и красиво. С батюшкой я стоял на клиросе — мне специально сшили подрясничек. И батюшка мне подавал кадило. Я держал, а когда ему было нужно, подавал. Когда кончалось причастие, у батюшки оставалось что-то вкусное, он подходил ко мне и давал ложку-другую чего-то смородинового, сладкого. К церкви я был приучен.
Когда Леонид Гайдай пригласил Пуговкина на роль отца Фёдора, Михаил Иванович попросил благословления у мамы. Узнав, что батюшка в фильме занимается поисками сокровищ, она сказала:
«Это не против Бога, это против стяжательства картина. Не волнуйся, снимайся, за чистые души надо бороться».
Вот как Михаил Пуговкин вспоминал первый съёмочный день:
У меня были настоящие ряса и крест — ну точно батюшка, который был у нас в деревне. Приготовились снимать. Народу много было. Все собрались. Я подошел к Гайдаю и говорю:
— Я человек верующий, у меня даже похолодела спина.
— Михаил Иванович, у меня тоже. Давайте перекрестимся и будем снимать, — бодро сказал Гайдай.
Мы перекрестились, и я начал сниматься.
На съёмках Пуговкина преследовали неприятности. Залезая на скалу, он ободрал себе руки. И особенно обидно, что жертвы оказались напрасными — при просмотре материала совершенно не чувствовалась большая высота, и эпизод пересняли на «Мосфильме», с бутафорской скалой.
Но ободранные руки — это мелочь. Появились проблемы посерьёзнее.
Мы почти месяц снимали и ждали, когда начнется шторм, чтобы отец Федор в рубашечке с топором рубил стулья. Стулья были венские, невероятно тяжелые. Разрубить стул топором по-настоящему я не мог. Дождались мы шторма. У меня рубашечка подпоясанная, я шесть часов рубил эти стулья. Бросал куски в море, мокрый совершенно…
Вечером приходим домой после съемки — Нина, жена Гайдая, моя жена. Сели играть в кинга, поиграли часок-другой. Уставшие. Я говорю:
— Братцы, надо идти домой.
Хочу встать и не могу. За эти шесть часов меня просифонило так, что я несколько месяцев болел, рука была парализована.
Одно время я считал, что была ещё и третья проблема. Лет 20 назад я купил книжку В.Дружбинского «Весёлая книжка» — сборник смешных историй про актёров. И вот что там было написано:
«Михаил Пуговкин лежит в травматологическом отделении и рассказывет всем пришедшим его навестить: «…Киса начинает по сценарию вырывать стул и лягаться. Мы с Сергеем Филипповым до съёмки договорились, что бить он будет несильно. Однако то ли он позабыл о нашем уговоре, то ли настолько вошёл в роль, но в первую же минуту так стукнул по коленной чашечке, что я оказался здесь, на койке. Но ругать Серёжу не нужно — он ведь дрался за реализм!» Пролежал тогда Пуговкин в больнице четыре месяца.»
Уже позже я понял, что это, конечно, байка, неизвестно, кем сочинённая. Во-первых, ни в каких других источниках я этой истории не встречал. А во-вторых, известный факт, что Филиппов на съёмках этой сцены был только после операции, и сильно прыгать ему было нельзя. Его ноги в ближних планах сыграл сам Гайдай. Так что Филиппов никак не мог сломать Пуговкину коленную чашечку.
В 90-е Пуговкин ещё раз сыграл отца Фёдора — в рекламе киевского торгового дома «Ивлия». Я видел эту рекламу в те годы, хотел сейчас найти её, чтобы вставить в статью, но — увы — не нашёл…
А в 2001 году в Харькове, на вокзале, был открыт памятник отцу Фёдору ( одно из писем жене Фёдор писал как раз на харьковском вокзале, характеризуя город как большой и шумный). По мнению автора, скульптора Александра Табачникова, именно Пуговкин лучше всех воплотил на экране этот образ, и поэтому памятник создавался именно с пуговкинского образа.
В одной руке отец Фёдор держит письмо своей жене Кате, а в другой — чайник, который он чуть не забыл на почтовом ящике во время отправки письма.
Прекрасная скульптура — память великому образу и актёру, этот образ воплотившему!
Ранее статья была опубликована на моём канале в Яндекс Дзен.
На тему этого фильма:
«12 стульев» Гайдая — «хамский гогот» или удачная экранизация?
Вот и ставили бы памятник Михаилу Пуговкину, а не отцу Фёдору, а то чушь какая-то, что увековечили носителя Стяжательства. А ведь Пуговкин благословение получал, чтобы Стяжательство обсмеять и уничтожить. Что же это получается?